После опубликования в 1836-ом году «Философических писем» А. Чаадаева, на него начались гонения. Николай I назвал его сумасшедшим. Сам он писал: «Судьба России печальна, она обречена на гибель, так как не имеет ни вековых традиций культуры, истории, ни мощной религиозной опоры». Он рекомендовал перейти в стране к католицизму. Неприкаянный и разочарованный жизнью, Чаадаев стал прообразом Чацкого, Онегина, Печорина и других «лишних людей» русской жизни николаевской эпохи.

В 1840-х годах активизировались репрессии властей. Самым громким было дело Буташевича-Петрашевского, кружка, в котором велись общественные дискуссии. 15 человек из 23 арестованных были осуждены к расстрелу, который в последний момент заменен каторгой. В их числе был и Ф.М. Достоевский (там же, с. 503–505).
В то же время меняется облик городов, того же Петербурга, где заблистали главные творения Карла Росси, Огюста Монферрана. Появились рестораны, а в них «гурьевская каша» по имени министра финансов Д.А. Гурьева, бефстроганов, «пожарские котлеты» от Дарьи Пожарской. Это только новая русская часть меню.

До 1850-го года IX ревизия выявила 11,3 млн. крепостных мужского пола, 49% общего числа крестьян. Хотя их положение стремились несколько улучшить, всё же оно было крайне тяжёлым. Анисимов отмечает порку как неотъемлемую часть жизни крестьян, право первой ночи. Это середина XIX века. Он пишет: «Неудивительно, что в этих условиях благородная цель труда, как единственного достаточного способа существования и совершенствования своей жизни, исчезала. Обмануть, украсть, навредить, сделать своё дело плохо для крепостного было не постыдным, а наоборот, похвальным делом, которым можно было кичиться перед людьми» (Анисимов, 2012, с. 524).
Что-то мне это напоминает…